Сомнения Мена

Некогда Мен был учеником Шо под именем Лао, потом собирателем мудростей. Спустя время после смерти Учителя он пришёл к выводу, что главная причина возникновения основных учений — жажда достижения бессмертия.
«Те, кто не хотел мириться со своей конечностью, выбирал веру в воздаяние после ухода, надеясь раскаяться мёртвым, что прежде молил о продлении жизни, другие предпочли перерождения, возможность просветления, становления богом… По сути, и учение о Пути вещей — достижении бессмертия через слияние с Законом мироздания — проистекло из этого же неприятия смерти, помогая преодолеть его и бессмысленность существования. Но, если положенное в основу верований — лишь желаемое, а значит, произвольное, эти учения могут быть самообманом, — подумал он. — И не только эти… доказуемо ли то, что лежит в основе любых учений? Если нет, то оно тоже произвольно…»
Так он выбрал сомнение во всём.
Когда его взгляды стали распространяться, поневоле обращая на себя внимание в виду необычности, к Мену пошли те, кто пожелал вразумить сомневающегося. Первым из них оказался Ян, сторонник учения о Пути вещей. Представившись и поклонившись, тот спросил:
— Ты утверждаешь, Мен, что в основе всего лежит желание продлиться?
— Предполагаю… — мягко поправил Мен. — Согласись, обычно живое не стремится к смерти. Отчего, в том числе, может создавать учения о собственном продолжении.
Ян помолчал и сказал:
— Но ты, Мен, тоже часть живого. И значит, хочешь продлиться. Хотя бы своим учением, ниспровергающим остальные.
Мен улыбнулся в ответ:
— Стоит ли думать о том, что от нас не зависит? Случается, недостойного превозносят при жизни. Хорошо, коль достойного вспомнят когда-то.
Тогда Ян зашёл с другой стороны:
— Сомнение — лишь разрушитель. Оно не созидает. Достаточно вслушаться в само слово: «со-мнение». И победи оно — что оставит? Руины. Сомневаются в том, что не могут, и те, кто не может.
— Разрушив старое и ветхое — строят другое. Тебе ведь знакомо выражение: «Неизвестно, станет ли лучше, став иначе. Но известно: должно стать иначе, чтоб стало лучше». За разрушителем приходит строитель.
Но Ян не унялся:
— Коль ты такой приверженец сомнений, то должен сомневаться в них и в себе.
— Я сомневаюсь не только в себе, — успокоил его Мен, — но и в других, без исключения.
— Тогда ты должен сомневаться во всём, включая свои сомнения. Открой мне, Мен, что остаётся после сомнения в сомнении?
— Смею тебя заверить — сомневающийся, — улыбнулся Мен.
Ян хмыкнул и снова спросил:
— Почему не хочешь следовать порядку вещей Поднебесной, изобретая своё — искусственное?
— Недоверчивость в нашем мире совсем не лишнее. И разве не приверженцем следования Пути сказано: «Скитайтесь привольно у истока вещей, давайте вещам быть такими, какие они есть, но не будьте вещью для вещей. Кто тогда сможет навязать вам бремя?» (Чжуан-Цзы)
— Сомнение всегда помеха, оно губит, — продолжал гнуть своё, не обращая внимания на слова Мена, Ян.
— Запрещают сомнения там, где не уверены, что устоят против них. Не сомневаются лишь недалёкие и гордецы. Сказано другим сомневающимся: «Уверенность возможна лишь в том, что ни в чём нельзя быть уверенным». Вот и ты, Ян, сомневаешься во мне. Полагаешь, что я заблуждаюсь…
— Более не сомневаюсь, — проворчал Ян. — Ты действительно заблуждаешься и в том упорствуешь.
— Но разве не сомнение стало первопричиной твоего открытия?
— Нет. Думаю, незнание тебя.
— Прости, Ян, только сомневаюсь, что теперь ты узнал. Я думал, что знаю себя, когда носил имя Лао. Пока он не стал Меном. Теперь я сам себя не знаю.
Они расстались.

После, когда Яна спрашивали про Мена, тот отвечал:
— Конченый человек! Ему не дано что-либо знать, он тут же начнёт сомневаться в этом. И он учит подобному! Своё учение забыв ниспровергнуть…
Мен же про Яна говорил:
— Он пришёл убедить меня в том, что мудрость не сомневается, а значит, сомневающийся сомнителен в смысле мудрости.
— А это не так?
— Ян просто подобного ещё не встречал. Потому и решил, раз непохожа на знакомую ему, то и не мудрость вовсе.