Третейский cуд

Тяготы и Напасти некого Несчастливца однажды решили усесться за стол переговоров, пригласив его Радости в качестве третейских судей. Тягот пришло много, не меньше, чем Напастей, Радостей же — кот наплакал.
Первыми разговор, тяжело вздохнув, начали Тяготы:
— Почему он нас игнорирует? Мы приходим к нему во множестве, позабыв свою женскую гордость, чтобы он смог выбрать одну из нас в качестве главной или удостоить по очереди вниманием всех. Но что получаем в ответ?
В беседу, не выдержав, вступили и Напасти:
— К нам он относится не лучше. Совершенно бесчувственный болван!
— Другие — люди как люди, переживают от сущей ерунды, из мозоля делая всемирную проблему. Особенно, когда они во главе чего-то значимого… А этот хоть бы покривился, — продолжили Тяготы, — ненавистный!
— Странно, — отозвались немногочисленные Радости, — вас так много и вы так его обхаживаете… Может быть, выбор у него слишком велик? Не испорчен ли он этим?
Напасти с Тяготами удивлённо переглянулись, не зная, что сказать.
— Э-э-э… — нерешительно начала, наконец, одна Напасть, — думаете, если поступать по отношению к нему также…
— …то он станет по нас скучать? — с надеждой закончила фразу какая-то Тягота.
— А почему бы и нет? — спросила сидевшая в центре стола Радость. — Разве вы уже пробовали это?
— Не-е-ет, — протянули Тяготы с Напастями и задумались.
— Видите ли… Человек не умеет ценить то, к чему привыкает. Ему начинает казаться, что так было и так будет всегда, а потому может хотеться уже чего-то другого, — продолжила Радость в то время, как остальные, включая и её сестёр, открыв рот, слушали.
Впрочем, одна из них про себя тихо прошептала: «Но другого, значит, без тягот…»
— Хм… — произнесла пользовавшаяся уважением среди своих Напасть, привлекая к себе внимание, — В этом что-то есть…
— Пожалуй, — поддержала её одна из главных Тягот. — Но как это — всем вдруг взять, да отступиться от него и ждать?
— Именно всем и разом, — подтвердила Радость, — чтобы ему стало невыносимо одиноко.
— А вы, Радости, его тоже покинете? — хитренько прищурившись, спросила елейным голоском важная Напасть.
— И мы! Хотя… — Радость, казалось, задумалась.
— Что тебя смущает? — вновь поинтересовалась та же Напасть.
— Да-да! Что? — загалдели Тяготы.
— Мы все в этом случае его потеряем, — вздохнула Радость.
— Почему же? Почему? — зашумели собравшиеся.
— Когда человек совсем уже ничего не чувствует, когда от него отступаются даже его беды и трудности бытия, а он одинок, то единственная радость, которая у него остаётся, это… — говорившая замолчала.
— Какая же? Не томи!
— …это мысль о том, что, по сути, он уже мёртв и в любой момент может сделать свой последний шаг из жизни…
— Нет, — сказала Тягота, — этого мы не хотим. Кого же тогда мы будем мучить? У других людей полно своих тягот. Но оставить его на время, не доводя до крайности, пожалуй, стоит.
— Согласна, — подала голос Напасть. — Да нам и самим неплохо бы отдохнуть от его жестокости.
Так и решили. Отступились от Несчастливца, но время от времени интересовались у его Радостей:
— Ну, как? Не переживает ещё, что его бросили?
И получали ответ:
— Пока недостаточно. Пусть начнёт мучиться по-настоящему.
Долго так продолжалось, пока Напасти с Тяготами не стали роптать:
— Обманывают нас его Радости… Надо бы проверить! Он должен был уже по нам истосковаться, перестав их ценить. Да и привык уже к ним, почему бы ему не захотеть другого?
О том, что случилось после, рассказывали разное. Одни говорили, что действительно, пресытившись знакомым, человек стал искать иного и нашёл — на свою беду. Другие же утверждали, будто, привыкнув к жизни без бед и лишений, он попросту не вынес их возвращения, и те убедились в правоте слов его Радости…
Но, возможно, речь шла совсем о разных людях?