Предательство

Одну женщину обвинили в сатанинстве и собирались сжечь на костре как колдунью. Но, по существовавшему в то время обычаю, все должны были подтвердить, что она ведьма. Огромная толпа, словно камни, бросала возгласы «ведьма», только её сын безмолвствовал среди толпы.
— Сжечь и сына, — крикнул кто-то, — он сын ведьмы, значит и он — сатана. Опасаясь за жизнь сына, крикнула несчастная женщина в толпу:
— Это не мой сын!
И тогда возмущённый сын заорал вместе с безумствующей толпой:
— Ведьма! Ведьма!
И в тот же миг запылало пламя у ног невинной. Языки огня лизали уже тело, но не эта боль жгла сердце матери. Вспомнила несчастная, как впервые шевельнулся под сердцем ребёнок, словно цветок распустил свои лепестки, вспомнила, как в муках родила она долгожданное дитя, как услышала его первый крик, возвестивший о появлении нового существа на свет божий, вспомнила, как приложила впервые к груди тёплый дорогой комочек, как впервые он произнёс слово «мама», как сделал первый шаг… Смотрела она в родное лицо, искажённое безумством, и жгучие слёзы заливали опалённые огнём щёки.
Жестокий костёр погас, безжалостное пламя исчезло, оставив на площади серый пепел, который разносил во все стороны равнодушный ветер. Толпа, получив наслаждение, разошлась, а сын безвинной женщины так и стоял на площади. Не было у него никого и некуда ему было идти. С площади его вскоре прогнали и он побрёл в поисках другой жизни. И где бы он ни был, куда бы ни прибивался, отовсюду был гоним, обруган, оскорблён и нередко избит. И чем больше ему доставалось, тем чаще он вспоминал мать: её тёплые мягкие руки, её милый сердцу голос, её родной образ, её нежность и любовь.
— Мир жесток, — твердил несчастный. — Он отнял у меня то, что было всего дороже.
— Нет, это не мир отнял у тебя самое дорогое, — услышал он голос внутри себя. — Это ты отрёкся от него, чтобы сохранить себе жизнь.
И стал жить сын с вечным укором совести, как с клеймом. Прошло время, женщину оправдали, вернули честь доброму имени, а сын её так и остался вечно прокажённым, отовсюду гонимым. И спокойной жизни у него не было, и спокойной смерти не получил.
Не отрекаются от любви ради собственного спасения. Отрёкшемуся, отлучённым от жизни быть, лишённым любви человеческой и имени честного.