Щит на вратах Цареграда

Из «Песни о вещем Олеге» (1822) А. С. Пушкина (1799—1837). Колдун — «кудесник, любимец богов» — обращается к киевскому князю Олегу:

Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава — отрада;
Победой прославлено имя твое:
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе
Завидует недруг столь дивной судьбе.

А. С. Пушкин положил в основу своего произведения древние повествования о том, как киевский князь Олег прибил свой щит на воротах Константинополя (который русичи называли Царьградом) — в ознаменование своей победы над Византией, столицей которой был Константинополь.
Этот образ получил вторую жизнь во время Первой мировой войны, когда часть русской прессы стала активно его использовать, фигурально обозначая тем самым стратегическую цель участия России в этой войне—не захват турецкой столицы Стамбула (бывшего Константинополя — пушкинского «Царьграда»), а овладение проливами Босфор и Дарданеллы. В этом случае российский флот мог бы свободно выходить из Черного в Средиземное море и далее.
Горячим сторонником идеи овладения проливами был министр иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюков, которых под давлением левых был удален с этого поста в 1917 г. К тому времени он уже успел получить ироническое прозвище «Милюков-Дарданелльский», по образцу известных фамилий вроде Потемкина Таврического.
Фраза-символ завоевательного, отчасти авантюрного похода.