Похороны Львицы

У Льва жена скончалась.
Тут всякое зверьё
К царю отвсюду собиралось,
Чтоб выразить ему сочувствие своё,
С которым лишь больней утрата.
Во все леса, во все концы
Помчалися гонцы,
Что погребение последует тогда-то
И там-то; где жрецы
Места в процессии поделят меж зверями,
Составив церемониал.
Не шутка, если все стеклись, — судите сами.
Царь плакал и стенал
И стоном оглашал пещеру
(Иного храма нет у львов);
Ревел, по царскому примеру,
Придворный штат на тысячи ладов.
Я описал вам двор, где все царю послушны:
Мрачны иль веселы, то вовсе равнодушны,
То пылки ко всему, чего захочет он;
По крайности, в лице должна быть эта мина.
Народ — изменчивый всегда хамелеон,
Он — обезьяна властелина,
Все прихотью царя здесь дышат и живут;
Простые пешки здешний люд.
Но возвратимся к басне снова.
Не плакал лишь Олень: за слабого сурово
Смерть мстила; приняла царица должный суд,
Сгубив его жену и сына дорогого.
Олень не плакал. Льстец к царю явился тут
С доносом, что Олень над скорбью всех смеялся.
Ужасен в гневе царь, глаголет Соломон;
Ужасный, если Лев-владыка возмущён.
Но, впрочем, мой Олень читать не обучался.
Царь рёк: «Тебе смешно, о жалкий сын лесов!
Ты не рыдаешь, вняв стенаньям голосов.
До тела грешного священными когтями
Не прикоснуся я… Эй, волки! отомстить
Скорее за меня! изменника убить
Пред отчими холмами!» —
«Помилуй, Государь! — вскричал Олень. — Теперь
Дни плача минули, напрасна грусть, поверь:
Почившая в цветах великая царица,
Кого безвременно похитила гробница,
Вся лучезарная, в пути явилась мне.
Её узнал я. В тишине
«Друг! — молвила она. — Теперь к богам иду я;
Пусть не велят тебе рыдать, по мне горюя:
Вкусила тысячи я наслаждений здесь,
Познала радости блаженного чертога.
Пусть царь и погрустит немного,
Мне это нравится…» — Тут двор воскликнул весь:
«Вот откровение. Вот, чудо!» И дарами
Осыпан был Олень тогда.
Владык вы тешьте сказочными снами
И ложь приятную курите им всегда.
Пусть сердце их кипит негодованьем, — верьте:
Приманку скушают, и вы их друг до смерти.